натан дубовицкий ОКОЛОНОЛЯ [gangsta fiction]

INTRO

Вы, вы, вы и вы, люди, львы, орлы и куропатки, всем ли хватило места, у всех ли есть время? Все ли готовы? Всем удобно? Всем всё видно? Хорошо ли видно вам пустое пространство, в которое входят два клоуна, enter two clowns,^[1] пара нескромных скоморохов, колких комиков, мастеров своего дела — а дело их просто дразнить и дерзить, смущать и смешить, — впрочем, готовых при случае сыграть и трагедию, и пастораль, и нечто неопределённое.

ПОСЛЕДНИЙ ВОЛЬТЕРЬЯНЕЦ

 В понедельник пришла печальная весть: скончался известный русский писатель Василий Аксёнов. С именем этого художника во многом связано зарождение в конце 50-х – начале 60-х годов молодёжно-исповедальной прозы. В своё время шестидесятники зачитывались его «Звёздным билетом» и «Затоваренной бочкотарой». После выхода в 1979 году неподцензурного альманаха «Метрополь» Аксёнов вынужден был остаться в Америке. В эмиграции он написал «Остров Крым», «Ожог» и другие свои произведения. В последнее время писатель жил на два дома: во Франции и в России. За эти годы им созданы романы «Вольтерьянцы и вольтерьянки», «Москва Ква-Ква» и «Редкие земли».

У Аксёнова осталось много друзей. Мы попросили ответить на несколько вопросов его близкого товарища Юлия ЭДЛИСА.

Александр Проханов
За оградой Рублевки (продолжение 3)

ТЮРЬМА-МАТУШКА

Если ходишь босиком по зеленой траве, если в глазах твоих голубая бескрайняя даль, если сердце ликует от избытка воли и непомерных, непочатых сил, не заблуждайся. Кто-то смотрит на тебя сквозь тюремный глазок, проточенный в звездном небе. Следит за тобой невидимый Надзиратель, сторожит каждое твое побуждение, учитывает каждый вздох и желание. И душа твоя, помещенная в камеру-одиночку из решетчатых ребер, запечатанная в бренную плоть, со множеством замков и засовов, вдруг затоскует о небывалой свободе, о недостижимой воле, о далекой Родине, откуда ее восхитили. Станет биться о кладку, в которую замурована, стенать о помощи, умолять тюремщиков. Не услышав ответа, упадет без сил на каменный пол, зальется слезами.

Александр Проханов
За оградой Рублевки (продолжение 2)

КРАСНАЯ ЛАСТОЧКА РЕВОЛЮЦИИ

Я видел, видел ее! Поверьте мне, маловеры. Доверьтесь моим глазам, слепые. Положитесь на мой слух, глухие. Я видел красную ласточку Революции. Прянула с высоты из-за кремлевских башен. Пролетела над Манежной площадью с нелепыми фонарями Лужкова. Сверкнула над Охотным рядом, вдоль Думы с окаменелым советским гербом. Свистнула пулей у виска продажного депутата. Ослепила застывшего на посту омоновца. Радостно окликнула стоящего в пикете ветерана. Унеслась вверх, к Лубянке, растворяясь в туманном московском небе.

Мой рассказ – о «красном» пикете перед зданием Думы, где принимался очередной, угнетающий Россию закон.

Александр Проханов
За оградой Рублевки (продолжение 1)

МОСКОВСКИЙ ВАВИЛОН

Липкий, расплавленный, как жидкое, поток лимузинов. Раскаленный желоб проспекта в туманной плазме. Жилые дома новой буржуазной постройки, похожие на готические соборы и романские замки. Голубые, словно гроздья кристаллов, здания банков. Церковь, цепляющая крестами вывеску ночного клуба, заслоненная цветастой рекламой бюстгальтеров, – разбухшие от довольства и сытости млечные груди красавицы. Дневная толпа, обморочно бегущая в синеватой бензиновой гари. Среди бульваров, автомобильных пробок, окруженный тяжелыми фурами, истошным воем «мигалок», – рынок, накрытый бетонным куполом. Кажется, под крышкой, в нагретой кастрюле кипит и взбухает варево, брызгает пеной, источает ароматы, выбрасывает струи кипятка, хлюпает, булькает, вырывается пузырями. Летучий пар колеблет высокое солнце, вонзившее в город раскаленный добела электрод.

Александр Проханов
За оградой Рублевки

ЧАША СИЯ

Когда-то, молодым писателем, я жадно осваивал открывшиеся мне картины мира. Писал о гигантских заводах, о новых городах в тайге и пустыне, о хлебных жатвах, об экспериментальных взрывах атомных бомб. Целый период моей жизни посвящен военным походам: Афган, Кампучия, Никарагуа, Мозамбик, Ангола, Ближний Восток. Это породило целый цикл романов и повестей.

После катастрофы 91-го года небо упало на меня. Мир сомкнулся до точки. Мне казалось, я умер духовно. Когда обморок стал проходить и я стал оглядываться, не было великой страны, великой «Красной империи». Но жизнь продолжалась. Я пытался узнать об этой жизни то, что не успел познать в прошлом. Я стал совершать «экспедиции» в тюрьму, в абортарий, в крематорий, на свалку и там, в этих «запретных зонах», искал ответы на вопросы, меня волнующие. Так родился цикл «Чаша сия». Приведенные тексты – это эскизы моих романов последнего десятка лет. Повторяю: это чаша сия.

ПОЛИТОЛОГ.

РОМАН.

АЛЕКСАНДР  ПРОХАНОВ.

«Если я скажу вам одно из слов, которые Он сказал мне, вы возьмете камни, бросите в меня, огонь выйдет из камней и сожжет вас».

Евангелие от Фомы.

ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ.

«ПАХАРЬ».

ГЛАВА  ПЕРВАЯ

Уинстон Спенсер Черчилль

Мировой кризис
(1932 г.)

Мужчина - двигатель и топливо

Разговор по душам с 22-летней поэтессой Верой Полозковой в канун 23 февраля

20 февраля 2009 г.

У Полозковой уже издано две книги стихов, в ЖЖ (vero4ka.livejournal.com) ее читают 9000 человек, а одно солидное издание недавно причислило ее к "интеллектуальной элите молодого поколения". Девушка между тем совсем непафосна и иронична. Предложению поговорить о мужчинах в честь 23 февраля Вера слегка изумилась, но рассказала, что думает, корреспонденту "Недели" Дарье Варламовой - с энтузиазмом, эмоционально, то и дело иллюстрируя свои слова смешными сценками в лицах.