фото ИТАР-ТАСС Сегодня в ряде стран с авторитарными режимами различной жесткости, включая Россию, происходят два встречных процесса.
С одной стороны, все больше людей, ранее вполне удовлетворенных авторитарной стабильностью, начинают ею тяготиться и требовать от власти изменений. Причем говорится и о политических правах — честных выборах, справедливых судах, ограничении произвола коррумпированных бюрократов.
С другой стороны, автократии берут на вооружение демократические лозунги, названия демократических институтов и процедур, прикрывая ими антидемократическое содержание.
В результате обманываются не только политические лидеры развитых демократических стран, которые часто и сами желают быть обманутыми. Гораздо опаснее то, что граждане стран с авторитарными режимами теряют понимание институциональных отличий и практик обществ свободных и угнетаемых. При этом позитивная программа протестного движения получает от власти ярлык радикализма, а авторитарный режим выступает в обличье защитника стабильной жизни и благополучия граждан.
Наиболее опасным противником авторитарной власти в России являются образованные либералы, последовательно раскрывающие ее псевдодемократическую сущность. У этих людей есть отчетливое видение стоящих перед обществом социально-экономических задач и механизмов их решения.
Для противодействия либеральной оппозиции власть прибегает не только к «точечному силовому воздействию», но и к традиционным, рассчитанным на широкие слои населения методам провокации, пропаганды, вранья. Таким путем коррумпированная бюрократия пытается дискредитировать либеральное движение, разрушить его изнутри, противопоставить обществу.
И хотя, к сожалению, эта тактика пока приносит власти успех — в перспективе она оказывается серьезной потерей для страны, которая теряет потенциал наиболее «продвинутой» части своей интеллектуальной элиты, не получающей реального политического представительства. В результате не подвергаемый чистке и не обновляемый государственный аппарат продолжает деградировать, коррумпироваться, снижать свою и без того невысокую эффективность.
Отсутствие реальной политической конкуренции остановило ротацию кадров, заблокировало вертикальную мобильность, что наряду с прочим не только подрывает веру молодежи в свои перспективы, но и создает множество «точек напряжения», порождаемых «альтернативными лидерами», не кооптируемыми легальной политической системой. В итоге страна безнадежно проигрывает международное соревнование за людей, капиталы, за место на рынке и качество жизни.
История не знает случаев, когда такого рода процесс длится долго. Обязательно происходит срыв. И от того, кто в этот момент окажется дееспособной политической силой, будет зависеть наше общее будущее. Отсюда задача для либерального движения — такой силой стать. А для этого прежде всего важно объяснять людям, что собой представляет современный либерализм; какие решения социально-экономических проблем он действительно предлагает, а какие — наоборот, подкидываются властями от его имени, чтобы ослабить, расколоть, деморализовать либерально мыслящую интеллектуальную элиту, столкнуть ее части между собой и с обществом.
Более 200 лет назад предшественники современных либералов выступали за полное невмешательство государства в дела личности, за государство — «ночного сторожа». Они полагали, что капитализм и свободный рынок сами собой приведут к процветанию, а успех или неудача личности должны полностью зависеть только от нее.
Так было, и такую точку зрения российским либералам приписывают сегодня. Но это — либо непростительное невежество, либо злонамеренная ложь. Эволюция политических взглядов — обычная закономерность даже в течение одной человеческой жизни, и уж тем более за два с лишним столетия. И такая эволюция в либерализме давно произошла.
Не меньшей ошибкой или враньем следует считать и иное: переносить на сегодняшнюю Россию взгляды современных неолибералов Запада, которые после нескольких веков развития своего гражданского общества, после укоренения в их странах законов и правил функционирования рынка и систем социальной поддержки, считают возможным уход государства из ряда сфер общественной жизни.
Очевидно, что неолиберальное движение существует в западном обществе, гораздо более зарегулированном и правопослушном, чем нынешнее российское. Неолибералы говорят об изменении законов и правовых норм, поскольку это необходимо для повышения эффективности управления в условиях высокоразвитого рынка и существующей там избыточной заботы о благополучии граждан. Они озабочены тем, чтобы западный человек проявлял большую ответственность и предприимчивость. Это верно «там», но не «здесь».
Нaша проблема иная. Сегодня в России традиционный спор о роли государства в жизни общества является разговором о его эффективности. Большая часть вменяемых людей, — и находящихся во власти, и относящих себя к оппозиции, — признают два очевидных обстоятельства.
Первое. Фактическая роль российского государства гораздо ниже нормативной (предусмотренной законами), и даже ниже той, которую играют государства в развитых либерально-демократических странах. Это касается и масштабов участия в развитии инфраструктуры, фундаментальной науки, культуры и т.п. Очевидна слабость государственных механизмов социальной защиты, обороны, обеспечения законности. В целом государственные институты, обладая огромными полномочиями, крайне непоследовательны и неэффективны в их применении на благо общества.
И второе. В то же самое время неэффективность и чудовищная коррумпированность госаппарата приводят к тому, что практически любое дополнительное участие государства в любых вопросах общественной жизни влечет непропорционально высокие издержки и часто лишь ухудшает ситуацию.
Означает ли вышесказанное, что российские либералы должны выступать за уменьшение роли государства, как это делают неолибералы в развитых странах?
На мой взгляд — совсем не во всех отношениях и совсем не всегда! Нашему государству действительно необходимо уйти полностью или существенно сократить свою роль в ряде сфер, где его присутствие обусловлено почти исключительно интересами алчной бюрократии, занимающейся сбором дани и оправданием собственного паразитического существования.
Например, очевидно, что механизмы лицензирования гораздо лучше работают в руках саморегулируемых организаций, чем тогда, когда оказываются кормушками современных «откупщиков». Также ясно, что общественная безопасность обратно пропорциональна количеству полицейских чиновников.
В то же время фактическая, а не продекларированная роль государственных институтов в установлении и поддержании законности, «правил игры», в обеспечении прав человека, включая право на жизнь, безопасность и здоровье, очевидно недостаточна. Причем недостаточна она именно вследствие неэффективности этих институтов, а вовсе не из-за отсутствия у них необходимых средств или полномочий. Таким образом, главная претензия к государству, к власти — их неэффективность.
Причины такой неэффективности госаппарата видятся прежде всего в отсутствии механизмов реального контроля за ним со стороны общества, которые бы заставляли бюрократию служить интересам граждан.
Такие механизмы хорошо известны современной управленческой науке и даже отражены в нашей Конституции. Это политическая конкуренция, честные выборы, разделение властей (в том числе независимый суд), федерализм и местное самоуправление, гражданское общество, включающее свободные СМИ, влиятельные и самостоятельные общественно-политические объединения. Однако, несмотря на то что все эти механизмы в России продекларированы или формально присутствуют, — они практически не функционируют, делая неэффективной всю конструкцию. В чем же проблема?
Ответ на этот вопрос следует искать в определении главного дефекта общественного организма, который по-разному видится либералам и идеологам коррумпированной бюрократии.
Нас убеждают, что власти недостает полномочий и жесткости, что следует «улучшить и углубить», активизировать «ручное управление», расширить практику публичных наказаний отдельных мелких чиновников в рамках кампаний по борьбе с коррупцией и т.п. Полная ерунда!
В современном сложном обществе, в огромной стране всё это не работает. Просто потому, что система слишком сложна, чтобы ею мог управлять один человек, вне зависимости от его фамилии, должности, объема полномочий и готовности их использовать.
Само количество необходимых решений слишком велико, а тысячи «помощников» слишком быстро обретают собственные интересы, отличные от интересов страны, чтобы архаичная «властная вертикаль» в принципе могла быть эффективной. Именно это и есть питательная среда коррупции, а «помощники» — и есть та самая неэффективная, коррумпированная бюрократия, с которой власть предполагает «бороться».
Ключевой элемент, придающий одновременно устойчивость и динамизм конструкции современного государства, — это всеобъемлющая система сдержек и противовесов и особым образом выстроенные конкурентные отношения. Но конкуренция не «для вида», а реальная, базирующаяся на сопоставимости, приблизительном равенстве сил ее участников. Конечно, всякая конкуренция усложняет процедуру управления, увеличивает издержки, связанные с подготовкой решений, ведет к дублированию части функций. Но при этом само качество решений оказывается на порядок выше.
Все это либералу представляется ясным.
Но обычному человеку, неспециалисту, кажется: пусть управляет кто-то один, пусть обязанности будут четко разделены. Самое лучшее — пирамида управления, где наверху царь (президент), под ним — его помощники, внизу — народ, и команды четко идут сверху — вниз, а все исполняют. В общем, «властная вертикаль».
При этом люди почему-то забывают, что государство — более сложная система, чем, например, самолет. В самолете нет 140 миллионов самостоятельных элементов — личностей, самолет не состоит из десятков и сотен отраслей, десятков тысяч заводов, электростанций, объектов инфраструктуры и т.п. Тем не менее даже в самолете многие системы неоднократно дублируются, автопилот контролируется пилотом, а за ним самим приглядывают с земли, и все вместе они связаны обязательными к исполнению инструкциями. Случаи же, когда командир берет все полномочия на себя, — редкость, длятся недолго и называются чрезвычайной ситуацией. Делать ее нормой, как это было на заре воздухоплавания, никому и в голову не приходит.
Ущерб от монополизма и его естественных следствий — произвола и бесконтрольности — многократно перекрывает издержки цивилизованной конкуренции, дублирования функций между ветвями власти, государством и обществом. Монополия на власть снижает не только долгосрочную эффективность государства за счет роста коррупции, непродуманных, ошибочных решений, остановки социальных лифтов, старения и нарастающей косности, не только ведет к застою.
За последние сто лет авторитаризм в попытках самосовершенствования или самосохранения неоднократно приобретал радикальные формы и «срывался в штопор» — переходил в тоталитаризм, прибегал к государственному террору. И народы сполна, своими и чужими жизнями, расплачивались за стремление к простым решениям, за покорность, за нежелание контролировать власть.
Самостоятельность ветвей власти, федерализм, выборы, реально конкурирующие политические партии, независимые СМИ — всё это, помимо прочего, должно являться частью сложной системы сдержек и противовесов. Системы, строго регламентирующей действия встроенного в нее руководителя — например, президента, — но исключающей фигуру бесконтрольного и своевольного «национального лидера» или «вождя народов». Если такой системы нет или если она не работает — механизм государственного управления в целом теряет свою эффективность, несмотря на любые заклинания. А значит — государство не способно выполнять свои функции. Что и происходит у нас.
* * *
Посмотрим на фактическое состояние российских государственных институтов и структур гражданского общества.
Федеральный парламент не имеет реальных полномочий даже в области бюджетного контроля за деятельностью исполнительной власти. Бюджет утверждается без подробной проработки и обсуждения, а это почти 50% фактических расходов! Но даже утвердив его в такой ущербной форме, парламент лишен возможности контроля за исполнением своих решений.
Механизм парламентских расследований фактически отсутствует, а Счетная палата парламенту не подчиняется. Говорить же о возможности конкретного спроса с конкретных чиновников перед законодателем вообще не приходится.
Отсутствует и законодательный (законотворческий) процесс в истинном его значении. Законы принимаются под диктовку исполнительной власти, без должной профессиональной и общественной экспертизы (либо вопреки мнению экспертов), по сути — даже без обсуждения. «Парламент не место для дискуссий» — это ведь сказано вполне искренне. Как следствие, качество законов, их адекватность общественным потребностям принесены в жертву конъюнктуре. Поправки и новеллы рождаются лихорадочно, противореча друг другу и делая многие законы неисполнимыми и неприменимыми на практике. А это, в свою очередь, создает благодатную почву для произвола и коррупции. Таким образом, парламент, вопреки Конституции, считать самостоятельной ветвью власти нельзя.
Аналогичная ситуация с судами. Судьи фактически назначаются, оплачиваются, сменяются, поощряются и управляются исполнительной властью с использованием судебной части «вертикали».
То есть и суд, опять же вопреки Конституции, не является независимым, а значит, не является Судом — самостоятельной ветвью власти. К этому следует добавить глубоко укоренившиеся в судах общей юрисдикции карательные традиции и порочный подход к формированию этой части судейского корпуса практически полностью из людей в погонах и судейских же клерков.
Парламентские партии, также создаваемые и финансируемые исполнительной властью или, в лучшем случае, — с ее соизволения, по этой причине лишь маскируют отсутствие реальной политической конкуренции. Избирательная комиссия, чья глава публично заявляет о своей полной психологической зависимости от руководителя правительства, культивирует у людей недоверие к выборам и в полной мере отвечает назначению декоративной детали во властном механизме.
Так называемые федерализм и местное самоуправление, где главы регионов, а теперь уже и муниципалитетов, фактически назначаются из Москвы, — заведомо ущербны. Но главное — местная и региональная власть, вынужденная бегать за деньгами в ту же Москву, власть специально, вопреки Конституции и Бюджетному кодексу, лишенная возможности формировать свой бюджет из собственных доходов, поскольку доля региональных и местных налогов искусственно уменьшена в пользу федеральных, — ни самостоятельной властью, ни самоуправлением не является. Как не является независимой в нашей стране и система СМИ. При этом те из них, которые доступны большей части населения, — опять же прямо или косвенно финансируются или контролируются исполнительной властью.
Таким образом, системы сдержек и противовесов, предусмотренной Конституцией, в действительности не существует. А ведь именно баланс сил внутри современного государства и общества заставляет бюрократию не просто обращать внимание, но немедленно и эффективно реагировать на любые запросы конкретного «маленького человека». Если одна могучая сила — федеральная исполнительная власть — не сбалансирована системой других, столь же могучих государственных и социальных сил, — обычный гражданин лишается всякого реального влияния и всякой реальной свободы.
Восстановление баланса сил как внутри государства, так и между государством и обществом — вот современный либеральный рецепт повышения эффективности управления в интересах народа. И начинать надо с восстановления реальной политической конкуренции, поскольку только она, подразумевающая наличие сильной и влиятельной оппозиции, способна не позволить власти, бюрократии опять обмануть общество и в очередной раз заболтать и отложить назревшие реформы.
Только неотвратимость реальной кадровой замены чиновников — вне зависимости от должности, степени лояльности режиму и личной приближенности — заставит их «шевелиться», бояться неисполнения закона больше, чем недовольства начальства. При этом, даже если неоткуда взять лучших политиков и бюрократов, замена правящей команды на другую (пусть даже похожую) открывает собой важнейший процесс — неизбежность и регулярность такой замены, превращает политика и чиновника из «памятника себе» в обычного человека, понимающего, что его деятельность обязательно будет публично и придирчиво проверена, делает из него человека, заинтересованного в поддержке других, обычных людей, поскольку они приходят на избирательные участки.
Лживой и крайне опасной является подмена понятной и конкретной либеральной программы, суть которой — в достижении сбалансированности усилий государства и общества, в искоренении монополизма, в предоставлении человеку не только права, но и реальной возможности самостоятельно определять свою судьбу.
От имени либералов власть пытается навязать обществу идею ограничения социальных обязательств государства, якобы в целях бездефицитности бюджета. Такая позиция ничего общего с современным социальным либерализмом не имеет. Более того, по мнению всей оппозиции, ограничением социальных обязательств маскируются неэффективность госуправления, системная коррупция и вызванный ими низкий, некачественный экономический рост в стране.
Особенно отвратительно злонамеренное вранье бюрократии в области образования, здравоохранения и культуры, поскольку либеральная оппозиция во многом формируется из людей, работающих именно в этих сферах человеческой деятельности.
Повторю еще раз: сегодня либерализм иной, чем 200 лет назад.
Сегодня никто в России, кроме самого государства, не считает достаточными объем и качество предоставляемых населению социальных услуг. В действительности либералы говорят о недопустимости попыток купить лояльность людей власти (или, еще хуже, — конкретных политиков) путем популистских действий вместо системной и эффективной государственной социальной поддержки.
Человеку, находящемуся в тяжелой жизненной ситуации, государство должно помочь, создать такие условия, чтобы он смог сам изменить свою жизнь к лучшему. Аморально превращать его в попрошайку или загонять в положение нищего, которому обещается регулярная копеечная милостыня.
Пенсия, пособие, страховка — это наши деньги, либо отложенные на «черный день», либо те, которые мы уступаем тому, кому они сейчас нужнее. Эти деньги наши — общества. Они — не собственность бюрократии, не милостыня, вынимаемая ею из своего кармана и «жалуемая за верность» гражданину.
Но именно народные деньги эта самая бюрократия сегодня и считает своими, именно такой вид ее «дарам» придают государственные пропагандисты.
Именно в этом существо отличия либерального взгляда: вы, бюрократия, не распоряжаетесь «своим», а всего лишь по нашей воле управляете «нашим», поэтому извольте отчитываться. Подробно, публично, понятно, без вранья. Мы вам не верим и верить не обязаны.
Доступность образования, здравоохранения, достижений культуры для каждого человека, с точки зрения либерала, — одно из важнейших условий справедливости. Этим обеспечиваются равные фундаментальные условия жизни людей, и в этом в конечном счете, наряду с обеспечением безопасности, — смысл существования государства.
Более того. Значение, например, качества образования для современного либерала выходит за пределы прагматичной возможности человека претендовать на хорошо оплачиваемое рабочее место. Качественное образование — залог способности делать осознанный, свободный выбор. Это — самоценность, к тому же повышающая потенциал общества даже вне связи с требованиями производства.
То же касается вопросов здравоохранения. Для любого нормального человека — либерал он, коммунист или консерватор — неприемлемо, например, когда дети лишаются права на здоровье, на саму жизнь под лживым предлогом нехватки бюджетных средств или под анекдотичным предлогом необходимости наполнения «фонда будущих поколений». Сваливать подобный чудовищный цинизм на либералов — настоящее иезуитство!
Либеральный взгляд на развитие культуры также не предполагает отказ от ее государственной поддержки в пользу коммерческих проектов. Наиболее образованная часть российского общества, являясь питательной средой либерализма, одновременно вносит наибольший вклад в национальную культуру, полагая именно культуру становым хребтом сохранения идентичности современных народов в нынешнем глобальном мире.
Однако действительное отличие либерального взгляда — отказ бюрократии в праве определять, что именно поддерживать. Это — дело авторитетных специалистов, гражданского общества. Тем более недопустима ситуация, когда чиновники за общенародные деньги покупают собственное восхваление или восхваление своих взглядов, навязывают обществу личные, далеко не всегда отвечающие стандартам высокой культуры вкусы, равно как и используют финансирование культуры как еще одну коррупционную кормушку.
Распространенным обвинением в адрес либералов является также обвинение в отсутствии патриотизма, поскольку либералы, мол, выступают за снятие барьеров на пути движения идей, товаров, людей, капитала и отрицают «особый российский путь», который «умом не понять», «аршином общим не измерить».
Любая свобода человека, конечно, «нож острый» для тех, кто наживается на возведении и обслуживании барьеров и границ, кто мечтает о монополии, поскольку не способен конкурировать на глобальном рынке, кто не умеет сделать современными и привлекательными экономику и условия жизни граждан собственной страны.
Однако для обычного человека большая конкуренция означает большую доступность товаров и услуг, их лучшее качество, большее количество хорошо оплачиваемых рабочих мест, то есть именно большую свободу.
Уверен, что подавляющее большинство возникающих проблем, например, с неконкурентоспособностью отдельных российских производств или даже целых отраслей, — один из результатов все той же неэффективности коррумпированной бюрократии, которой, как плохому танцору, всегда что-то мешает.
Глобальное разделение труда для России — неизбежность. Два процента населения Земли, которые составляет наш народ, вне глобального рынка, вне глобальной конкуренции всегда будут воспроизводить лишь отсталость. Только интеграция с наиболее развитыми странами в качестве равноправного партнера, наряду с привлекательными условиями жизни и экономической деятельности внутри России, — залог нашего общего долгосрочного успеха.
Конечно, далеко не все сограждане рассматривают личную свободу как главную ценность. Одни не осознают ее прямую взаимосвязь с качеством жизни, другие не привыкли, боятся сами отвечать за свою судьбу, третьи, будучи лишены изначально равных стартовых возможностей, опустили руки.
Такое положение — наша общая беда. Сегодня главной движущей силой общества, залогом конкурентоспособности страны, выживания народа как такового являются свободные люди, личности, принимающие на себя ответственность. Это — те «пассионарии», о которых говорил Лев Гумилев.
Именно от того, сумеем ли мы сами пробудиться от спячки, сумеем ли создать условия, чтобы наши дети стали свободными людьми, сумеем ли добиться, чтобы именно свободным людям, а не унылым чиновникам, было комфортно жить в России, — зависит наше общее будущее.
Неумение управлять сложной современной экономикой и государством, нежелание и неспособность умерить аппетиты бюрократии, боязнь политической конкуренции — вот причины возведения неэффективной, неустойчивой и скверно работающей «вертикали власти» вместо более сложной модели «сдержек и противовесов» в форме, предусмотренной Конституцией.
Неэффективность управления — основное условие и одновременно результат коррупции, причина низких для развивающейся страны темпов экономического роста, неготовности государства брать и исполнять необходимый объем социальных обязательств, допускать к управлению социальную власть.
Либеральный рецепт лечения — реальная политическая конкуренция как основа правового, демократического государства. Либеральная цель — благо свободного человека, его право и возможность свободного выбора своей судьбы. Обо всем остальном можно и нужно договариваться.
СОВРЕМЕННЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ В РОССИИ