А с нами была, помогала набирать мне эти коды
Плавшич, «правая рука» Караджича, которая потом предала его. Когда НАТО
первый раз бомбила Боснию и забомбила ее до того, что уничтожила все
позиции. Там были страшные бомбардировки, что Караджич был вынужден
уйти, сдаться. Плавшич уговорила его уйти, сама сдалась натовцем. Босния
перешла под контроль НАТО. Сербы были нейтрализованы, изгнаны потом из
Боснии. Караджич долгое время скрывался в лесах. Газета печатала его
стихи и участвовала в награждении его Шолоховской премией. Да, еще
поразительное одно зрелище было. Я приехал в город Вуковар, это
небольшой восточно-европейский город, абсолютно европейский, построенный
по европейским стандартам. Когда мы въезжали в этот город, там была
надпись «Вуковар», висела на столбе, она была вся исстреляна, дыры.
Когда мы въехали в город, это был лунный город. Это был город, в котором
не было ни одного уцелевшего дома. Вот едешь по этому городу с севера
на юг, с запада на восток – руины, руины, руины. И каждый дом отдельно,
индивидуально. Его индивидуально громили из пушек, его индивидуально
взрывали взрывчаткой. Его поливали огнеметы. Его сложился в компактную
груду вот этих развалин. Трагические деревья, вот деревья в городе,
которые находились под кинжальным огнем артиллерии. Вот эти
расщепленные стволы, вот эти вот обломанные ветки, которые умоляли небо
спасти их. Это была еще зима, там не было еще деревьев. Церковь
разгромленная, в которой ангел был на стене, в него ворвался снаряд, то
есть он убил ангела, убил как бы бога. Я думал: господи, ведь это же
Европа. Против этого города был применен арсенал Третьей мировой войны,
работало оружие на складах, которое по существу должно повергнуть мир.
Весь мир должен был прекратиться в Вуковар. Этот мир на заклание отдал
только один город Вуковар. Второй раз я видел то же самое в Грозном, вот
это второй раз город, это наш, русский или советский, или чеченский
Вуковар. Два раза я ездил по Грозному, когда его дважды превращали в
Вуковар, где не было ни одного дома, все те же трагические деревни, где
даже разгромленная русская церковь с убитым ангелом. Это была
предпоследняя моя поездка.
Р.КАРИМОВ: О последней поездке уже после рекламы.
А.ПРОХАНОВ: Последняя поездка после рекламы и она будет такой,
рекламной.
Р.КАРИМОВ: С нами Александр Проханов. Сегодня речь о локальных
конфликтах, умирающем Советском Союзе.
А.ПРОХАНОВ: Это была поездка, когда уже шла война с Сербией. Когда
албанские повстанцы объявили независимость Косова, когда Милошевич ввел в
Косово войска, сербскую армию. Там шли ожесточенные кровавые бои с
потерями, конечно, с той и с другой стороны. И когда НАТО решило
забомбить Сербию, чтобы прекратить действия сербской армии в Косово и по
существу предоставить Косово албанцам. Это была концепция, включавшая
военную операцию НАТО, Косово и Югославию, для отделения Косова от
Сербии и вообще, для уничтожения сербов, для унижения. Это был один из
таких вот сильных гордых славянских народов, доставлял хлопоты. А
антиславянская концепция НАТО включала такое вот как бы унижение и
травмирование сербов, отнять у них их исторический край и сербскую
родину, застроить ее мечетями, разрушить сербские православные храмы.
Это
была, конечно, великолепная идея унижения и уничтожения сербского
народа. Шла уже война и сербы очень нуждались в вооружении. И натовские
самолеты бомбили их. Они нуждались в ракетных комплексах, в зенитных
комплексах, в самолетах ПВО. Правительство наше не давало им, но тайно,
параллельные структуры наши патриотические, военные, они вели
переговоры. Вели разговоры о том, что может быть можно поставить эти
вооружения сербским ПВО. Была направлена группа туда с разносторонней
миссией. Эту группу возглавлял Владислав Алексеевич Ачалов. Генерал
Ачалов, замечательный человек, защитник Дома советов в 1993 году и
ГКчепист, который хоть и не входил в ГКЧП, но вместе с Язовым они были
арестованы, он сидел в тюрьме. Он отправился туда со своими военной
миссией, военными делами, в которые мы не вникали. Туда поехал Вячеслав
Клыков наш знаменитый, царство ему небесное, он повел туда казаков,
среди которых многие были волонтерами, потом они остались воевать за
сербов. И ваш покорный слуга туда поехал, как представитель газеты. И
уже шла бомбардировка, уже была разгромлена электростанция, уже был
расстрелян ракетами поезд гражданский американский, уже были разорваны
мосты через Дунай, уже началась бомбардировка самого Белграда. И по
окраинам Белграда грохотали выстрелы, грохотали взрывы, уничтожались
аэродромы. Вот ночью выходишь на балкон отеля, грохочут взрывы, на
темных горизонтах эти плазменные бело-желтые удары. Громят аэродромы,
министерство обороны, безопасности. И все ждали массированный удар по
Белграду, такой тотальный удар устрашающий, и разрушения моста через
Саву, через приток Дуная.
И была Пасха. И весь Белград был белый
от цветущих яблонь и вишен. И на этот мост сошелся весь Белград,
образовался живой щит, чтобы натовцы не посмели ракетами уничтожить этот
мост. И мы, наша делегация была в этом толпище сербском, были частью
вот этого живого щита. Это было удивительное ощущение, такое
воодушевление с этим сербским братским народом, такая любовь, такое
желание пожертвовать собой, такое неверие в сербскую беду. Мы стояли на
этом мосту, там пели песни, там братались люди, целовались, там
танцевали. А в это время над нами летали крылатые ракеты и взрывали эту
пасхальную белизну, и губили стратегические объекты Белграда. Тогда
говорили, что Милошевич скрывается, что он боится ударов, что он нигде
не ночует, что он лежит в бункере. А мне еще хотелось повидаться с
президентом, узнать, что же он думает. И мне устроили эту встречу. Я
виделся с Милошевичем в его резиденции. Никуда он не уезжал, он был в
резиденции. Помню, такая золотая гостиная, такие роскошные стулья с
золотыми спинками. Были мои друзья вместе со мной. Я спросил президента:
почему? Ведь югославы, они сломили хребет Гитлеру. Сербские четники –
это были самые отважные, беспощадные воины. Неужели Сербия сломит
голову? Он сказал: никогда, Сербия никогда не сдастся. Они разрушили
нашу инфраструктуру, у них превосходство в воздухе, но мы им устроим
бойню в Македонии. Мы им устроим наземные операции. Они сильны в
воздухе, но наземные операцию они не …, они захлебнутся в своей крови. И
подумал, что да, сербы дадут этот бой. Они устроят наземную операцию и
превратят эти трусливые контингенты в кровавый комок. И я об этом потом
рассказал в своей газете.
Но потом туда прилетел господин
Черномырдин и вел тайные переговоры с Милошевичем. И Милошевич сдался,
поверил обещаниям Черномырдина, как гаранта, видимо, его личной
безопасности и безопасности Сербии и разумного разрешения косовского
конфликта. Мы знаем чем это все кончилось, это кончилось отделением, это
кончилось пленением Милошевича и его по существу убийством, Гаагском
трибуналом. И хочу вам сказать, что странный человек Виктор Степанович
Черномырдин, очень странный, или он несет бремя своей фамилии, потому
что там, где он проходит в нашей современной истории, там тянется черный
и чуть-чуть кровавый след. Ведь это он - Черномырдин участвовал и
санкционировал расстрел Дома советов в 1993 году. На нем кровь наших
патриотов-баррикадников. Это он вел чудовищные, с точки зрения
международной практики, переговоры с Басаевым, когда наш спецназ
ворвался на первый этаж и шел освобождать следующий этаж. Эти разговоры
(товарищ Басаев), он остановил наступление спецназа, тем самым выпустив
террористов из Буденновска и породив целую серию терактов, включая
теракт Норд-Оста и теракт в Беслане. Это он остановил наступление
русской армии во время первой чеченской войны, когда чеченцы Басаева
были выбиты из Грозного и отступали в город, он остановил это
наступление. И видит бог, когда-нибудь, может быть не в анналах истории,
а на Страшном суде, Виктору Степановичу зададут все эти вопросы,
которые мы сегодня задаем: кто ты, Юрий Степанович?
Р.КАРИМОВ: С нами Александр Проханов. У нас остается буквально минута.
Очень быстро тогда по вопросам, которые поступали к нам. 31-й
спрашивает: для чего Андропову нужен был сброс балласта в виде советских
республик?
А.ПРОХАНОВ: Андропов был тем разведчиком и тем главой ГКБ, еще не
генсеком, при котором совершалась конвергенция разведок советская и
американская. Переговорный процесс, когда вели переговоры по уровню
ракет, он предполагал создание надправительственного штаба, и этот штаб
составлялся из разведок, из ЦРУ из КГБ. И там произошла конвергенция
разведок. В этой конвергенции разведок КГБ проиграл, он был завербован. И
концепция разрушения советского строя, советского монстра, она была в
приятной упаковке предложена Андропову. Он принял ее. И он, Андропов,
был идеологом создания национального государства. Он, повторяю, был
ответственен за горбачевщину и за перестройку.
Р.КАРИМОВ: С нами был Александр Проханов. Больше ничего не успеваем.
Спасибо всем, кто слушал нас.
