Интервью с патриархом

Хочу предложить вашему вниманию интервью с Александром Прохановым. Считаю, мне очень повезло встретиться лично с человеком, которого уважаю и  оцениваю как лучшего журналиста и  писателя  новой российской истории. Еще: он для меня патриарх, патриарх той большой советской жизни, которая кончилась, Большого Советского стиля. Время кончилось, а патриарх остался в пустыне. В пустыне постмодерна, где все не то, что есть на самом деле.

Это  блестящий человек, несомненный виртуоз, который пользуется галлюциногенными методиками. Он  обладает этой магией, понимает красоту мистификации. Мы имеем дело даже  не просто с актером, а с каким - то гипнотизером, он умеет  из себя извлекать  подсознание, он брызжет подсознанием, он уникальный человек. У нас таких очень мало, да не только у нас. Может, Гитлер, который умел свое личное подсознание сделать коллективным. В нынешний век политик должен быть шоуменом. С вялой энергетикой,   неумеющий работать перед камерами – это не политик. Политик – профессия  публичная. В этом смысле Жириновский – гений публичной политики. Он на самом деле одинок. Его партия - это один Жириновский. И то, что он остается на политическом плаву - это в результате его гениальности. Он один из первых понял бутафорский характер представительской власти. Он понял что Дума – это шапито, это  пекинская опера, политический театр условностей, к ней не надо серьезно относится. Это такая форма - форма политических группировок, финансовых интересов. Он циничный человек, и считает, что  может позволить себе делать все, что угодно, чтобы вовлечь в свою энергетику  людей, народ. Но сам себе говорит: «Я всегда буду поддерживать правящую власть, правящий режим, потому что власть решала в России все проблемы,  я буду идиотом и дураком, если  окажусь ненужным, буду ненужным этой исполнительной власти и она выкинет меня из Думы».
У него, поэтому, есть два принципа:  первый – непрерывный бурлеск, непрерывный эпатаж, абсолютная импровизация, все беззастенчиво - лишь бы это было ярко. Такое  сумасшедшее восхитительное шапито. А  другой принцип: «Я всегда лоялен исполнительной власти». Сложная балансировка. Этим фейерверком он шифрует свое личное мнение. Я отношусь к нему объективно - как к политическому гению.

Известно, что в России всегда были сложные отношения между властью и народом: не любили царя, не любили большевиков, не любят демократов. Сейчас  мы  опять строим новое государство. Может, все – таки не конструктивно ругать власть?

Да, хвалить нужно с самого начала: когда Ельцин разрушал СССР – надо было говорить бей его; когда разрушал флот – добей его;  когда давал суверенитеты Татарстану и Чечне – молодец,  мы тебя не ругаем. Когда был  дефолт  - трижды обобрали народ, мы  ему -молодец, давай дальше, ты гений!  Ругать тебя  - это предавать родину. На самом деле  - это все демагогия. Сейчас в России политическая полифония, и у партии власти только одна нота, а может, и скрипичный ключ, но бороться с политикой власти вменено Конституцией, ведь, сколько голов – столько и мнений. Вокруг власти консолидируются жулики и воры, которые самой идеей консолидации хотят отвлечь народ.

Да, возможно, все воруют, и мы с вами, наверное. Но когда у  России украли, например, Казахстан, я говорю: «Суки! Перестаньте воровать, положите Казахстан  на место». У России украли всю экономику, которая могла строить три города в год, заниматься биотехнологиями, вести три войны одновременно на трех материках. Теперь  нет экономики, чтобы элементарно поддерживать народонаселение. Но закон позволяет власти воровать много.

 

Олигархи Ходорковский и иже с ним,  власть?

Конечно,  их сделал Ельцин, а они - путинскую власть. Они сделали Путина, думая, что воспроизводят Ельцина в Путине, таким образом, благодарят Ельцина. Но потом они стали заблуждаться, что Путин является полностью их креатурой. У Путина появился собственный политический  вектор. Он стал ориентироваться на раскол в олигархической среде, он стал ориентироваться на противников. И стал эксплуатировать этот раскол, усиливая свою власть.

Может, такие  государственные цели у Путина есть. Недаром же называют его   «небольшим Сталиным». Он пользуется сталинскими методиками, а точнее классическими методиками власти.  Классическая методика - это методика слабых политиков, находящихся  во враждебной среде, имеющих очень слабые исходные данные для преодоления  крупного, во многом наивно -  враждебного окружения.  Так действовали Петр Первый, Наполеон, Сталин.

Но благодаря такой методике, они получили любовь народа.

Да любовь народа – вещь фабрикуемая.

Особенно сейчас,  с такой мощной информационной системой давления.

И всегда. Не знаю как у других, но русский народ кого сохранил в памяти, как великого властителя? Грозного, а, казалось бы, какой кровопийца был. И великий государственник, как пишут старые историки. Достигал своей цели страшной кровью. Но народ его не возненавидел, не поставил на нем число Зверя. И в какой - то степени боготворил. Петра Первого старообрядцы считают антихристом, но народ им гордится, а Пушкин воспевал как русского кумира. Сталин такую кровь пролил, а 75% населения считают его великим лидером. А вот вполне  нормальный царь Годунов никогда не будет в сознании народа «хорошим», как Власов – патриотом, или Святополк Окаянный, убивший своих братьев Бориса и Глеба. Даже Николай П в стихийном народном сознании  - слабый царь, виновный в бедствиях народа. Никогда Ельцин не будет героем, относительно Путина – у него мало времени…

Каково Ваше личное представление о фашизме, как идеологии? Я  задаю Вам этот вопрос потому, что в последнее время он имеет жесткую конструкцию «русский фашизм», хотя я не сомневаюсь, что «русского фашизма» просто генетически, по определению, быть не может.

Конечно. Термин «русский фашизм» был задуман в сионистских организациях, которые занимались выдавливанием евреев изСССР. Им всегда было важно создать такую возгонку антисемитизма, спровоцировать эти факты, пригрозить евреям, находящимся здесь, что русский погром - это неизбежность. Это была такая жесткая операция, которая травмировала в большей степени не русских, а евреев. Это была агрессия из сионистских интеллектуальных центров, способствовавшая  эмиграции евреев. Евреев консолидировал страх. Но сейчас обвинение в антисемитизме  травмирует русских,  подавляет  любое проявление русское национального самосознания.
Поскольку русское национальное самосознание брошено на откуп, им не занимаются глубоко ни власть, ни церковь, ни литература - это осиротевшее  самосознание народа, исчезающего с земли. Бесчестно и безнравственно укорять русский народ, которого бульдозером стирают с земли,  за использование некоторых некорректных форм борьбы. Помните, у Толстого, который говорил  о «дубине народной войны». Когда русский народ взял дубину против острой шпаги, французской шпаги. Когда воевал «не по правилам».  И сейчас русское самосознание жестко и некорректно реагирует. Если бы власть занималась самым большим, прекрасным народом России, народ был бы  союзником власти.
«Русский фашизм» -  это жупел. Это отвратительное словосочетание и инструмент национально – политического порабощения.

Фашизм как реакция на слабость государства?

Классический фашизм - это итальянский, германский  - это национал социализм. Италия -корпоративное государство, в котором расовый элемент был очень слабым. Национальный расовый интерес внесли немцы, и под фашизмом мы понимаем национал –социалистический образец. Этот фашизм - мистика расовой теории, мистическое представление о мессианском превосходстве и мессианском значении одной расы в контексте других – убогих, ублюдочных и вырождающихся. Эта идея расового мессианства. Она глубоко проработана на индивидуальном, этническом и инфернальном космическом уровнях. Немецкий фашизм имел свой ареопаг языческих богов, куда погружались немцы.  Архетип фашистской идеи, как считают сами немцы, в Элладе. Есть две Эллады: аполоническая классическая, которая продолжилась в Риме, Ренессансе. И вторая тайная Эллада, Эллада Диониса - сокровенная истина, оргиастическая  страна потаенных энергий. Фашизм – это не дух, это   - плоть.

Ваши романы я оцениваю как романы ненашего времени о нашем времени. Они, мне кажется, пишутся Вами в некоем историко – публицистическом жанре с апокалиптическим контекстом. Их язык, стилистика - стилистика  нового метафорического языка. У меня к Вам вопрос, на который нет ответа, но я его задам: Ваша личная тайна творчества? Как все происходит? Какое событие движет Вами, какое внутреннее возмущение?

Действительно, это магическая лаборатория. Сюрреализм жизни мне очевиден.  Для художника, который хочет на конечном пространстве текста соединить  несоедимое: явление этого мира и того мира. Явления, которые предчувствуются мною и которые уже  прошли. Ощущение моей грядущей  смерти и моего бессмертия – эти несоединимые задачи, которые все время во мне живут. Они рождают огромное стилистическое напряжение и содействуют прощупыванию возможностей – как все это соединить. И стилистика, во многом галлюциногенная, несколько истерическая – это результат нечеловеческих попыток - соединить несоединимое. И  я вовсе не убежден, что эти попытки удались, что они удачные. Может, на  самом деле,  все мои романы - это романы надрывы, романы разрывы связок. Это романы огромных мировоззренческих неудач, которые подтверждают, что художнику на это и замахиваться  не следует. Этой амальгамы в этой жизни не достичь.

 

P.S. Александру Проханову – 65 лет, имеет высшее авиационно- техническое  образование, редактор газеты "Завтра".  В прошлом году ему была вручена премия «Национальный бестселлер» за роман «Господин Гексоген» - 10 тысяч долларов, которые он отдал писателю Лимонову, сидевшему тогда в саратовской тюрьме. Перед интервью он сказал: «В 1991 году произошел  тектонический скол, сдвинулись огромные социальные платформы и все, что стояло на этом изломе, все рухнуло -  крепости, деревья, баобабы, ливанские кедры, культуры, отдельные личности и репутации. Кому – то удалось перепрыгнуть в новую эру. И сохранить, может быть, прежнюю репутацию. Я принадлежу к той части творческой интеллигенции, по которой прошлась эта страшная трещина. Я не перепрыгнул. Я остался по ту сторону истории».

 

Для меня – это очень личное интервью, в котором главное – последний вопрос.