Author: Александр Проханов
Title: ПРОРОК РУССКОЙ ПОБЕДЫ
No: 9(27)
Date: 21-09-99
В НАЧАЛЕ НАШЕГО ХХ ВЕКА в России опять появилась
"могучая кучка". Я думаю, что каждый век, а может, даже дважды в век
после великих истреблений, потрясений, затмений в России опять
вырастают прекрасные, величественные русские цветы, цветы духа, такие
русские "могучие кучки".
На этот раз в двадцатых годах нашего века появились: в прозе
— Андрей Платонов, в живописи, несомненно, Кузьма Петров-Водкин, в
скульптуре, на мой взгляд, Цаплин, в архитектуре — Константин
Мельников, а в музыке — Сергей Прокофьев.
Все эти великие художественные мужи, каждый в своей стихии
выражали одно — все ту же вековечную идею Русского Рая. Русского
мистического пути, который в новых поколениях, с новой эстетикой, в
новой битве мироздания демонстрировал свое присутствие в русской
культуре и в русском самосознании.
Андрей Платонов — певец Русского Рая. Он — мистик Русского Рая, мистик Победы.
В ту пору, когда он начинал творить, загадочным образом небо
приблизилось к земле, и расстояние между небом и землей, горним и
земным, плотским, — резко уменьшилось. Небесное, духовное стало
стремительно пропитывать земную жизнь. Происходило это сближение
главным образом в России, в нашей Евразии. Здесь вновь, в который уж
раз, начинала реализовываться великая русская задача. Приближение к
Раю.
На этот раз Русский Рай решили построить в его земном,
красном варианте, и на этот раз Владимир Ленин был как бы прорабом
этого Рая, а его провозвестником духовным, по-видимому, стал великий
русский философ Федоров с его "Философией общего дела".
И такие прорывы, такие проекты Рая в России были и будут
всегда, в том числе и в грядущем двадцать первом веке. Это приближение
неба к земле, это стремление Духа опять проявиться на русской земле и
вновь крестить ее в этом русском Иордане, оно определило стилистику
Андрея Платонова.
Платоновский язык лингвистически очень трудно описать. Что
это за явление языка? Что это за странно красивый, коряво гармоничный,
таинственно очевидный язык, который с одной стороны напоминает
естественную древесную крону, а с другой стороны всю многомерность
технического мира?
По-видимому, стилистика Платонова, как и любая другая большая стилистика, связана с задачей выразить Божественное.
Предшественники Андрея Платонова сумели, может быть, на
какой-то миллиметр подняться вверх в своем Богопостижении и вобрать в
свою эстетику, в свой стиль тот уровень Богопонимания, который был дан
их времени, но именно Андрею Платонову дано было постичь нечто
сокровенное, вступить в прямой разговор с Духами Небес.
И чтобы этих Духов Небес освоить земным русским языком, он
создал свою загадочную стилистику. Сам Дух вошел в его речь, в его
лингвистику и создал в ней таинственную вибрацию.
Так иногда ветер падает на гладь воды, на гладь озер и
замирает в этих водах, оставляя на этих пространствах воды свою рябь,
свой удар крыла небесного, свой солнечный, уже застывший навсегда блик.
В 60-е годы, когда Андрея Платонова вернули в отечественную
культуру, это было первое победное возвращение Платонова уже как
русского классика, и мы, молодые писатели, старались подражать
Платонову. Я сам был в череде тех писателей, которые пережили упоение
Платоновым. Тогда почти вся молодая русская литература стала писать
по-платоновски, стараясь воспроизвести его странную лексическую заумь.
В итоге все напоминало карикатуру, любовную, но невольно становящуюся
забавной пародией. Еще можно было как-то воспроизвести эти ритмы лесной
кроны, но нельзя было воспроизвести сам Дух Небес, сопутствующий
Платонову.
Художникам-имитаторам той поры, и мне в том числе, удавалось
написать вещи, напоминающие Платонова, Но духа в ту пору в тех
сочинениях не было. Духи Небес в ту пору отлетели от русской земли и
еще не приблизились настолько, чтобы опять возникла Божественная
вибрация в стиле.
По существу, Андрея Платонова связывает с философией Федорова
федоровское представление о бессмертии, о задачах преодоления смерти, о
задаче преодоления Ада через Рай.
Если Федоров ставил задачу воскресения из мертвых,
воскресения того, что жило, потом умерло, и теперь надлежало мертвецов
воскресить, то Платонов ставил еще большую задачу. Он ставил задачу
превращения неживого в живое. Он втягивал в жизнь то, что никогда не
было живым. Он одухотворял камень, одухотворял твердь, одухотворял
ветер, и, конечно, что самое невозможное для писателя, он одухотворял
машину. Одухотво- рял механизмы, моторы, паровозы, хотел видеть их
живыми.
Мистическая задача Андрея Платонова — заставить жить и дышать
каменные изваяния городов, заставить их думать, сострадать людям.
Машины, паровозы, станки и даже винтовки получали свою душу.
И этим он пошел дальше Федорова. Его идея воскрешения из мертвых Платоновым была расширена до идеи воскрешения из неживых.
Все говорят о трагедии Андрея Платонова, все говорят и пишут,
что Платонов пережил трагедию. Может быть, в мирском бытовом
писательском смысле и была какая-то социальная трагедия. Но в высшем,
небесном смысле никакой трагедии Платонова не было. Разве была трагедия
у пророков Израиля? Была ли трагедия Иезекииля? Была трагедия Иеремии?
Какая трагедия? У пророков нет трагедии. Их побивают камнями. Их
распинают, но это не трагедия! Можно ли сказать, что Христос пережил
трагедию?!
Через пророков действует Дух. Действует Бог. Пророки — это
такие кувшины, в которых постоянно гудит Глас Божий. На разных языках и
во все времена.
Андрей Платонов был таким кувшином, таким гулким сосудом, в
котором гудел Голос Божий. И этот кувшин за всю его жизнь ни разу не
был разбит. Нет никакой трагедии Платонова, а есть пророческое
мессианство Платонова.
Платонов появился в русской литературе и продолжает в ней
проявляться с новой и новой силой, как некая коломенская верста,
которая ставится через каждые, допустим, пятьдесят лет во всей русской
истории.
И на этом пути, один конец которого теряется в глубокой
древности, в праславянской туманной докиевской Руси, а другая часть
уходит в бесконечность, восходя к новому Иерусалиму, к новому русскому
граду, к Русскому Раю, на этом пути Андрей Платонов является одной из
великих мистических опор, подтверждающих идею Русского Рая.
Странным образом идея русского райского чаяния, русского
райского пути, как и вообще идея Рая, предполагает и оборотную идею
Ада. Как только появляется осознанная русская задача вхождения в Рай,
приближение Рая, тут же возникает Ад.
Ресурс Русского Рая уже не один раз в мировой истории
тратится Россией на преодоление Ада. Только-только Россия начинает
строить свой райский Град, как этот собранный всеми в великих трудах
ресурс тратится каждый раз на войну с силами Ада. И опять в итоге этой
войны, этой битвы, этой брани Россия посыпается костями, ресурс
развития уничтожается, и Россия опять безмолвствует.
Так было и во времена Андрея Платонова, когда была так мощно
заявлена перед войной идея красного Рая, стал воплощаться
могущественнейший градо- строительный, технический и одновременно
мистический проект, потом началось страшное давление на нашу русскую
ось мира, и эта ось стала гнуться, ломаться в сражениях Великой
Отечественной войны, и, как ни покажется странным, но весь ресурс
платоновского Рая был реализован Иосифом Сталиным в железных дивизиях,
дошедших до Берлина. Реализован в армаде танков, самолетов, а потом и в
ракетно-ядерном потенциале. Но и здесь, на фронтах Великой
Отечественной, военный журналист Андрей Платонов среди колонн танков,
среди идущих в наступление дивизий нес свою идею Духа, идею Рая. На
полях сражений, видя какое количество святых русских мучеников,
праведников гибнет на родной земле, он еще раз чувствует себя
одухотворенным, осуществившимся, даже счастливым, необходимым людям,
ибо увидел, как Дух вселяется в многострадальную русскую землю. Недаром
он назвал сборник своих военных рассказов, вышедший в годы войны,
"Одухотворенные люди". Это рассказы о тех святых, которые спасали
русскую землю, и Дух витал над полем брани. Дух русской Победы, которая
нам так необходима и ныне. И так же русский ангел витает над нашими
эмблемами Победы.
Андрей Платонов всем своим творчеством является пророком
Победы. Он всегда должен быть на наших знаменах. Он провозвестник не
просто Победы 1945 года, а всей мистической русской Победы.
Эта Победа каждые сорок-пятьдесят лет приходит к нам, на нашу
землю, чтобы компенсировать вывихи мировой истории. Эта Победа приходит
в Россию, спасая весь мир, чтобы мировая история не пошла по
направлению Ада. Чтобы человечество не ушло в Преисподнюю.
Россия миллионами своих жертв каждый раз за волосы вытаскивает все человечество из кипящего Ада.
Она берет на себя все грехи мира, страдает за всех. И сейчас
мы вновь на Голгофе, и на первый взгляд истерзанный, измученный, с
губами, прожженными уксусом, русский народ ждет своего воскресения, ибо
несет в себе духовность. Этот 1999 год ознаменован не только
двухсотлетием нашего великого поэта Александра Сергеевича Пушкина, все
мы отмечаем и столетние юбилеи Леонида Леонова, Владимира Набокова и
Андрея Платонова.
Что есть общее у трех наших гениев?
"Пирамида" Леонида Леонова опрокинула представление многих о
крепком бытописателе, показав и его мистический лик. Этим он мне
напомнил скорее Коненкова с его мистериями. Леонов берет свои истоки
тоже в русской чаше начала века. Он тоже по-своему метафизичен. Все его
отрицательные персонажи из того же "Русского леса" — это не
отрицательные персонажи из таких крепких бытовых пьес Александра
Островского, или из книг прозаиков реалистической школы. В каждом из
них сидит какой-то черт. А в положительных героях всегда отзвук
блаженного.
И я думаю, Леонид Леонов всегда был ближе к Платонову, чем к кому бы то ни было.
Я бы даже так сказал: Андрей Платонов — это русский пророк. А
Леонид Леонов уже как бы из его апостолов, то есть чином пониже.
Платонов пророчествует грядущее, а Леонов транслирует состоявшееся.
Что касается Владимира Набокова, у которого была та же самая
мистическая задача, через мучительный эстетизм, через мучительные
новации, через желание преодолеть бунинскую красоту, бунинское начало и
выразить новые энергии, пришедшие в мир, Владимир Набоков, наверное,
ушел с русского пути и стал мастером изображения тонких адских материй,
тонких адских энергий, ибо новые энергии часто и оказывались адскими,
это особенно заметно сегодня.
Набоков ушел душой на Запад, в некий протестантский мир. Он
был поставлен в другой Космос, под другое Небо, из этого Неба на него
двигались другие силы, которые потом столкнулись в конце концов с
русским Космосом. И мы все сейчас находимся в этой жуткой схватке.
Набоков своими "Лолитами", "Дарами" и "Пниными", блестяще изображенными
странностями и пороками, утонченным безумием осваивал мир дьявола.
Если Платонов осваивал ангелов, то Набоков осваивал демонов.
Демонизм у Набокова остро ощущался. Набоков — явный декадент. Его
красота, его восхитительная великолепная эстетика, когда-то потрясшая и
меня, пронизана духом тлена, разрушения. Романтики декаданса, конечно
же, имели дело с тонкими адскими материями. Они все были духовными
содомитами.
И тем более на фоне Набокова видна святость Андрея Платонова,
видна его пророческая миссия. Он как бы абсолютный ангел. Даже кажется,
что он был бесполым. Так он чисто и по-ангельски любил и свет, и
воздух, и камни, и людей, особенно детей. Он всегда нес благую весть!
Источник: http://www.zavtra.ru/denlit/027/13.html |
