Вопрос о народе и о взгляде
на него, о понимании его теперь у нас самый важный вопрос,
в котором заключается всё наше будущее, даже, так сказать,
самый практический вопрос наш теперь. И однако же, народ
для нас всех -- всё еще теория и продолжает стоять загадкой.
Все мы, любители народа, смотрим на него как на теорию,
и, кажется, ровно никто из нас не любит его таким, каким
он есть в самом деле, а лишь таким, каким мы его каждый
себе представили. И даже так, что если б народ русский оказался
впоследствии не таким, каким мы каждый его представили,
то, кажется, все мы, несмотря на всю любовь нашу к нему,
тотчас бы отступились от него без всякого сожаления. Что
до меня, то я думаю так: вряд ли мы столь хороши и прекрасны,
чтоб могли поставить самих себя в идеал народу и потребовать
от него, чтоб он стал непременно таким же, как мы. Не дивитесь
вопросу, поставленному таким нелепым углом. Но вопрос этот
у нас никогда иначе и не ставился: "Что лучше -- мы или народ?
Народу ли за нами или нам за народом?" -- вот что теперь
все говорят, из тех, кто хоть капельку не лишен мысли в
голове и заботы по общему делу в сердце. А потому и я отвечу
искренно: напротив, это мы должны преклониться перед народом
и ждать от него всего, и мысли и образа; преклониться пред
правдой народной и признать ее за правду.
Тем не менее, опять повторяю, многое
впереди загадка и до того, что даже страшно и ждать. Предсказывают,
например, что цивилизация испортит народ: это будто бы такой
ход дела, при котором, рядом со спасением и светом, вторгается
столько ложного и фальшивого, столько тревоги и сквернейших
привычек, что разве лишь в поколениях впереди, опять-таки,
пожалуй, через двести лет, взрастут добрые семена, а детей
наших и нас, может быть, ожидает что-нибудь ужасное. Так
ли это по-вашему, господа? Назначено ли нашему народу непременно
пройти еще новый фазис разврата и лжи, как прошли и мы его
с прививкой цивилизации? (Я думаю, никто ведь не заспорит,
что мы начали нашу цивилизацию прямо с разврата?) Я бы желал
услышать на этот счет что-нибудь утешительнее. Я очень наклонен
уверовать, что наш народ такая огромность, что в ней уничтожатся,
сами собой, все новые мутные потоки, если только они откуда-нибудь
выскочат и потекут. Вот на это давайте руку; давайте способствовать
вместе, каждый "микроскопическим" своим действием, чтоб
дело обошлось прямее и безошибочнее. Правда, мы сами-то
не умеем тут ничего, а только "любим отечество", в средствах
не согласимся и еще много раз поссоримся; но ведь если уж
решено, что мы люди хорошие, то что бы там ни вышло, а ведь
дело-то, под конец, наладится. Вот моя вера. Повторяю: тут
двухсотлетняя отвычка от всякого дела и более ничего. Вот
через эту-то отвычку мы и покончили наш "культурный период"
тем, что повсеместно перестали понимать друг друга. Конечно,
я говорю лишь о серьезных и искренних людях, -- это они только
не понимают друг друга; а спекулянты дело другое: те друг
друга всегда понимали...
В русском человеке нужно уметь
отвлекать красоту его от наносного варварства. Обстоятельствами
всей почти русской истории народ наш до того был предан
разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно
мучим, что еще удивительно, как он дожил, сохранив человеческий
образ, а не то что сохранив красоту его. Но он сохранил
и красоту своего образа. Кто истинный друг человечества,
у кого хоть раз билось сердце по страданиям народа, тот
поймет и извинит всю непроходимую наносную грязь, в которую
погружен народ наш, и сумеет отыскать в этой грязи бриллианты.
Повторяю: судите русский народ не по тем мерзостям, которые
он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по
которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает.
А ведь не все же и в народе -- мерзавцы, есть прямо святые,
да еще какие: сами светят и всем нам путь освещают! Я как-то
слепо убежден, что нет такого подлеца и мерзавца в русском
народе, который бы не знал, что он подл и мерзок, тогда
как у других бывает так, что делает мерзость, да еще сам
себя за нее похваливает, в принцип свою мерзость возводит,
утверждает, что в ней-то и заключается l▓Ordre (порядок)
и свет цивилизации, и несчастный кончает тем, что верит
тому искренно, слепо и даже честно. Нет, судите наш народ
не по тому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать.
А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века
мучений; они срослись с душой его искони и наградили ее
навеки простодушием и честностью, искренностию и широким
всеоткрытым умом, и всё это в самом привлекательном гармоническом
соединении. А если притом и так много грязи, то русский
человек и тоскует от нее всего более сам, и верит, что всё
это -- лишь наносное и временное, наваждение диавольское,
что кончится тьма и что непременно воссияет когда-нибудь
вечный свет.
Фёдор
ДОСТОЕВСКИЙ, 1876 г.
